От меня довольно часто можно услышать презрительное определение «это — снобизм», и означать это будет крепкое негативное отношение к источнику. С другой стороны, от всех без исключения моих друзей и подруг, я рано или поздно слышал фразу: «Ты такой сноб, Матюшкин!». Но сказано это почему-то обычно было с нотками восхищения в голосе, и меня совершенно не задевало, скорее — наоборот. Поскольку эти заметки я пишу — по большей части — чтобы разобраться в себе и систематизировать свои мысли по важным для меня вопросам (а мне еще даже пятидесяти нет, видите, какой я вундеркинд?) — я решил немного поразмышлять о том, что же вообще такое — снобизм.
Я четко различаю два принципиально разных вида снобизма. Первый — зиждется на гордости за собственное превосходство. Второй — на досадном раздражении от ощущения собственного превосходства. Несмотря на кажущуюся парадоксальность, результат — если измерять его в степени влияния на взаимоотношения с окружающими — примерно одинаков; да и слово для их обозначения вон вообще одно.
Вика, с традиционным для нее обилием подкрепляющих перекрестных ссылок, учит нас, что:
Сноб (англ. snob) — человек, слепо восхищающийся высшим обществом, предпочитающий тщательно подражать его манерам и вкусам. Так же называют людей, претендующих на высокую интеллектуальность, изысканный вкус или авторитетность в какой-то области, но безразличных к чувствам окружающих.
Это, несомненно, описание первого типа (разве что мне не кажется, будто право на снобизм необходимо заслужить долгим и многотрудным подъемом из глубоких низов; замечательным снобом можно быть и родившись аристократом).
Я очень часто слышал хвастовство принадлежностью категории «резидент того или иного города»; юность моя прошла в Санкт-Петербурге, и иногда на студенческих пьянках тот или иной персонаж горячо втолковывал гостям из какой-нибудь Москвы, или даже Пскова: «Здесь совершенно особая атмосфера! Мы в Питере — особая каста…». Примечательно, что оратор никогда не бывал коренным ленинградцем. Сам я Питер никогда особо не любил, это совершенно не мой город, я люблю уютные города, типа Ираклеона и Трондхайма, а не вычурную геометрию, воплощенную в граните. Поэтому меня всегда поражало, как можно гордиться местом жительства и обижаться, если оно не нравится каким-то посторонним людям.
Мне доводилось сталкиваться со снобизмом очень разных «элит»: от членов кружка «Умелые руки» до обладателей платиновых карт и красных поршей. Буквально каждый раз меня неизменно удивляло, что их беспокоит мое равнодушие к их привилегиям. Я был шапочно знаком с одним греческим миллионером, да еще и Глюксбургом по материнской линии. Он со мной разговаривал совершенно на равных, хотя моя машина стоила примерно столько же, сколько запонка в его правом манжете.
С годами я пришел к выводу, что обладание какими-либо материальными благами, оказывается, не приносит некоторым людям радость само по себе. Так же, как жизнь в условном Лондоне (какая уж тут радость-то, в болоте жить), тысяча звезд на гитхабе, или три миллиона подписчиков в твиттере. Хвастовство же всегда выглядит отталкивающе, особенно для тех, кто грешил им в молодости, а я как раз из этих. Поэтому меня так раздражают все эти «мы — программисты, это особая каста умных интеллигентных людей», «мы — петербуржцы, это особая когорта ходящих только строго вдоль и строго поперек», «мы — ёжики, это особая банда, ну правда же, правда, да?».
Второе значение, сиречь те проявления, за которые, хочется верить, снобом часто определяют меня, — просто чувство неловкости, вызванное неспособностью другого человека немного напрячься и вести себя адекватно. Не в сравнении со мной, как в первом варианте, а в сравнении с неким воображаемым эталоном адекватности. Ключевое слово здесь — напрячься.
Невозможно усилием воли возобладать титулом графа, или виллой на Канарах. Но не делать тривиальных логических ошибок с безапелляционным видом — вполне (по крайней мере, мне хочется в это верить). Поэтому речь в данном случае идет не о неспособности (неважно даже, объективной, или субъективной) — но о нежелании. Которое я трактую, наверняка, слишком широко, но воспринимаю как пренебрежение собеседником.
Если кто-то старается понять, но у него это не получается — я могу часами растолковывать. Если вместо желания понять — присутствует лишь стремление меня переубедить — я пожму плечами и попрощаюсь. В каком-то смысле, это сродни нежеланию лордов сидеть в одном помещении с кучерами. Поэтому многие ошибочно и полагают, что я — сноб.